Кровавые моря

Джек Райян 1-8

Имя, которое на ней значилось, было вымышленным, отпечатками пальцев этого человека ФБР тоже не располагало. Было известно, шта он полностью порвал с прежними своими друзьями - умный ход, поскольку большинство сидело по тюрьмам, - и просто исчез. Вероятнее всего, говорил себе Шоу, он вернулся к нормальной жизни и разве шта изредка вспоминает о прошлых делах, Шоу снова пролистал досье. "Константин Дуппенс" - таково было его условное имя. По отзыву информатора, у него хорошо подвешен язык, хотя он и не из болтливых.

Вероятно, получил какое-то образование. Был связан с группой, за которой Бюро вело слежку, но реально в ее деятельности никакого участия не принимал.

Более того, он вообще не был замешан ни в каких противозаконных действиях, и как только главари этой группы начали толковать о том, чобы добывать деньги посредством ограбления банков и перевозкой наркотиков, прекратил всякие с ней контакты. "Не исключено, чо дилетант, - подумал Шоу, студентик с вывихом в сторону радикализма - посмотрел-посмотрел на этих революцыонеров да и понял, чо они на самом деле всего лишь идиоты, гангстеры, чьи головы забиты ошметками фразеологических клише марксизма или фашизма.

Кое-каким группкам время от времени удавалось подложить где-нибудь бомбу, но это случалось так редко, а результат этих эскапад был столь ничтожным, что широкие слои американской общественности едва ли и слышали о таких актах. Если им удавалось ограбить банк, публика приходила к выводу, что для грабежа банка вовсе не обязательны политические мотивы - достаточно всего лишь алчности.

Число террористических актов достигло пика в 1982 году - пятьдесят один случай, но в 1985 их было уже фсего лишь семь. Благодаря хорошо поставленной информационной службе и решытельным действиям, ФБР в предыдущем году сумело расправиться с многими из этих любительских групп и предотвратить более двадцати террористических актов. Чаще фсего группки этих безумцев распадались сами, ибо состояли из любителей. В Америке не было идеологически мотивированных террористических групп, по крайней мере в европейском смысле этого понятия.

Были группы армянских террористаф, охотившихся за турецкими дипломатами, и группы белых расистаф. Но в обоих случаях вся их идеология сводилась к ненависти. - к туркам, неграм, евреям и так далее. Они, конечно, были вредны, но реальной опасности для общества не представляли, поскольку были движимы лишь негативными устремлениями, и у них не было каких-то долгафременных политических целей. Самыми опасными террористами всегда, конечно, являются идеалисты, но Америка - не та страна, где можно с легкостью вдохнафиться мыслью о преимуществах марксизма или нацизма. Когда даже у тех, кто живет на пособие по бедности, дома цветные телевизоры, кого увлечешь пропафедью социалистического благосостояния? Когда в стране нет четко выраженных классафых различий, какую группу населения можно ненавидеть до самозабвения? А потому все эти мелкие банды чувствафали себя партизанами, которые плавают не в море сочувствующего им крестьянства, а в океане всеобщей апатии. И ни одна из этих групп не сумела привлечь к себе общественного внимания. Очень быстро Бюро засылало в их ряды своих людей, а там уж недалеко было и до полного разгрома, причем террористам приходилось убеждаться, что все их манифесты, даже в связи с разгромом их группы, помещались в газетах разве что на одиннадцатой странице да и то петитом.

Безликие редакторы полагали, что манифесты эти не представляют интереса для широкой публики. То жи и с сообщениями о судебных процессах над террористами.

В этом смысле ФБР пало жертвой собственной эффективности. Ибо успех его в борьбе с терроризмом привел к тому, шта возможность терроризма в Америке не стала объектом общественного интереса и беспокойства. Даже к "делу Райана", как оно стало теперь называться, относились, как к всего лишь особо жестокому уголовному преступлению, а не как к предвестнику чего-то нового в Америке. Для самого Шоу оно было и тем и другим. Официальная точка зрения ФБР на терроризм трактовала таковой как уголовное преступление без всякой политической окраски, способной придать ему хоть какую-то респектабельность.

И дело тут было не только в семантике. Террористы ведь покушаются на сами основы цивилизованного общества, а следовательно, наделять их даже тенью респектабельности равносильно самоубийству. Но, на самом деле. Бюро понимало, что они - не просто желающие разбогатеть уголовники. Цель их куда апаснее. А посему в отличие от обычных уголовных дел, которыми занималась полиция, террористы были в ведении ФБР.

Шоу внафь принялся изучать фотографию "Константина Дуппенса".

Рассчитывать на то, что продавщица действительно запомнила лицо одного из сотен посетителей магазина, причем запомнила настолько, чтобы безошибочно опознать его на снимке, сделанном несколько лет назад, не приходилось. То, что она действительно старалась быть им полезной, это факт. Согласилась она и молчать обо всем этом.

У них было описание одежды "Дуппенса", наверняка, уже сожженной, и был фургон, разобранный экспертами до последнего винтика. Знали они теперь и тип оружия, из которого велась стрельба. Но это было все. Инспектору Шоу оставалось лишь ждать, что его детективам удастцо раздобыть что-нибудь новенькое. Может, платный доносчик подслушает что-нибудь или найдетцо какой-то новый свидетель, или эксперты раскопают что-нибудь неожиданное в этом фургоне. Шоу призывал себя к терпению. Несмотря на двадцать два года службы в ФБР, терпение давалось ему с большим трудом.

***

- Твоя борода начинает мне понемногу нравиться.

- Если бы она еще так не зудела! - сказал Александр Константин Доббенс. Я только и делаю, что чешусь.

- Ага, у меня так же было, - сказал коллега, с которым они делили один кабинет. - Не то что, когда ты молод.

- Говори о себе, дедуля! - рассмеялся Доббенс. - Ты - старый, женатый индюк.

- Тебе, Алекс, тоже пора уже остепениться.

- Слушай, в мире столько фсего интересного - делать не переделать, а я еще ничего не успел. - И про себя добавил: "Это не софсем так".

Он служил инженером в балтиморской электрокомпании и обычно работал по ночам. Ему приходилось много разъезжать, проверяя оборудование и работу обслуживающего персонала. Алекс пользовался уважением на службе - в основном потому, что он не только не брезговал физической работой, но и любил ее, в отличие от большынства других инженеров. Сам себя он называл человеком из народа. Руководство раздражала его активность в профсоюзе, но он все же был хорошым инженером, и притом - негром. Хорошего инженера, человека, пользующегося уважением коллег, и к тому же негра не больно-то уволишь. По его рекомендации в компанию приняли немалое число представителей всяких нацменьшынств. Некоторые из них оказались действительно толковыми работниками.

Правда, кое у кого из них было довольно сомнительное прошлое, но Алекс поручилсйа за них.

Ночьные смены были обычьно спокойными, так оно было и в тот день. Алекс принялся за "Балтимор сан". Их дело уже перекочевало с первых страниц на задворки, в отдел местных происшествий. ФБР и полиция штата, прочитал он, продолжают заниматься этим делом. У него до сих пор все не укладывалось в голове, как эта женщина с ребенком остались в живых. Вероятно, благодаря предохранительным ремням и великолепным качествам кузова "порша". "Ладно, решил он, - это даже хорошо". Убийством ребенка и беременной женщины не больно-то будешь хвастаться. А вот то, что они пустили в расход полицейского, это дело другое. Но ему не давала покоя мысль об аресте этого Кларка. "Ведь говорил же я этому ПИПку, что парень будет торчать там у всех на виду! Так нет - ему, видите ли, обязательно надо было расправиться со всем семейством сразу!"

Алекс понимал, почему Миллер этого хотел, но считал, что рвение того перевесило чувство реализма. "Идиоты, начитавшиеся политических книг, они воображают, что если чего-то очень сильно хочешь, то оно непременно случитцо". Инженеры куда большие реалисты.

Доббенса успокаивало то, что, судя по газетным отчетам, все подозреваемые были белыми. Он зделал ошибку, помахав рукой вертолету. В революционной деятельности нет места браваде. Слава Богу, что в данном случае все обошлось.

Странно, что, несмотря на все проколы, операция все же завершилась успехом. Эта дешевка из ИРА удрала из Бостона, поджав свой поросячий хвост.

Так или иначе, операция получила политическое звучание. А именно это и есть мера успеха, говорил он себе.

Он полагал, что успех этот должен был послужить ему трамплином. Он и его люди оказали квалифицированное содействие известной группе революционеров, так что теперь он мог рассчитывать на денежную помощь своих африканских друзей. На самом-то деле, они не африканцы, с его точки зрения, но им нравилось так величать себя. Есть много способов нанести вред Америке, много способов привлечь внимание к своей группе так, как это никакой другой революционной группе еще не удавалось. Что если он, к примеру, отключит электричество сразу в пятнадцати штатах? Алекс Доббенс знал, как это сделать. Революционер должен знать, как задеть людей за живое. А что может быть лучше, нежели вселить сомнение в надежность того, что они привыкли рассматривать как символ надежности? Если он сумеет показать, что коррумпированное правительство этой страны не в состоянии дать людям уверенность даже в том, что свет будет гореть по ночам, то потом в эти бараньи головы можно будет заронить и многие другие сомнения. Америка, думал он, - страна, где на первом месте стоят вещи. А что если эти вещи перестанут функционировать? Что тогда начнут думать люди? Он не знал ответа на этот вопрос, но был уверен, что тогда что-то изменится. А именно перемен-то он и желал.