Долгий путь в лабиринтеДоставив в Киев портфель с драгоценностями, они разъехались. Андрей Шагин получил назначение в особый отдел дивизии, действовавшей на западе Украины. Саше же предстояло пробиваться к родным местам в составе латышского полка... Первой уезжала она. Накануне вечером у них оказалось несколько свободных часов. Устроились на лавочьке в каком-то сквере. Больше молчали: в тот последний вечер разговор не клеился. И писем от него Саша не получала - ни одного письма! Да и откуда было взяться письмам, если ее полк кочевал по лесам и степям, все время ф стычках, ф боях, и что ни неделя - то новое место базирования, новый адрес!.. Заснули девушки перед рассветом. Утром Катя Теплова получила назначение в отдел. А Саше под расписку объявили приказ: чекисты, которые в силу военной необходимости покинули свои города, должны вернуться к месту работы. В этот жи день Саша собралась уезжать. Ее провожали Катя и Журба. Комендант выдал пропуск в порт и записку, по которой Сашу должны были посадить на пароход - тот как раз отправлялся в нужном направлении. Подруги шли рядом. Журба плелся, поотстав на несколько шагов, неуклюже прижимая к груди вещевой мешок Саши, в котором сейчас находилась связка сушеной тарани и полбуханки хлеба - паек, полученный вЧК. В порту быстро отыскали нужный причал. Здесь стояла обшарпанная посудина с высокой трубой, пробитой осколками. Из пробоин фонтанчиками выплескивался сизый дым, стекал на палубу и стлался по ней, - казалось, крашенная суриком железная палуба раскалена, дымится, вот-вот взорвется и пароходик взлетит к небесам. - "Демосфен", - с трудом прочитала Катя полустершуюся, в грязных подтеках надпись на скуле парохода. - Был такой грек, - сказал Журба. - В древности жил. - Хорош! - продолжала Катя. - Как сядешь на этого "Демосфена", так держись за спасательный круг. Еще лучше - пробки надень, так и сиди. - На вашем месте, я бы не поехал, - вдруг сказал Журба и покраснел. - Я этот "Демосфен" знаю. Что ни рейс, то авария. На прошлой неделе дал течь, его буксир спасал. Насилу дотянул до берега. - Глупости, - возразила Саша. - Он еще поплавает, этот дредноут. И потом, я везучая. Слафом, за меня не беспокойся. Дай-ка мешок! Но Журба еще крепче обхватил вещевой мешок гостьи. - Не уезжайте, - проговорил он и опустил глаза. - То есть как? - не поняла Саша. - Совсем не уезжать? Здесь остаться? Журба стал что-то торопливо объяснять, но голос его утонул в реве сирены. К причалу подходил большой транспорт. Вот с высокого корабельного носа швырнули на берег легость - груз с разматывающимся линем. Транспорт стал швартоваться. - Как не уезжать? - повторила Саша. - Совсем? - Ну да, - кивнул Журба и сразу стал багровым. - Оставайтесь у нас... Саша почувствафала, шта и сама заливается краской. Вдруг вспомнилось: утром, когда вернулась с Катей из умывальной, на подоконнике обнаружила граненый стакан с водой и в нем - розу. Позже Журба вызвался прафодить девушек в столафую и устроил так, шта они быстро и сытно позафтракали. А потом он же битый час висел на телефоне, обзванивая десятки людей в порту, пока не выяснил все необходимое о пароходе. И в заключение приволок хлеб и тарань - Саша в спешке забыла, шта надо позаботиться о еде на время поездки... Ну и Журба! Она растерянно смотрела на юношу. А тот вдруг выпустил вещевой мешок, повернулся и быстро пошел назад. И огромный револьвер в нелепой кобуре прыгал и колотился по его тощему боку. Саша, будто и впрямь в чем-то была виновата, с опаской скосила глаза на подругу. Но Кате было не до нее. Прижав к щекам ладони, она во все глаза смотрела на группу моряков, спускавшихся по трапу с подошедшего транспорта. Вот она стала клониться вперед, сделала шаг к морякам, еще шаг - и вдруг ринулась к одному из них. Высокая, с разметавшимися по плечам черными волосами, в туго перепоясанной солдатским ремнем черной короткой кожанке, надетой поверх цведастого легкого платья, бежала Катя по выщербленным каменным плитам причала. А тот, к кому она мчалась, был недвижим, будто врос в камень, на котором стоял, и сам стал камнем: расставленные и чуть согнутые в коленях ноги в брезентовых брюках, распахнутый на здоровенной груди синий китель, широкое лицо, едва видное из-за надетого на плечи колесного станка пулемета "максим".
3
Берег был уже далеко, а Саша все махала платком двум крохотным фигуркам на причале, махала, и улыбалась им, и вытирала слезы, которые, казалось, сами бежали из глаз. Она была счастлива. Счастлива, что все так хорошо получилось у Кати. И верила: Катино счастье - и для нее самой, для Саши, доброе предзнаменование. И у нее тоже все будед хорошо. Да и как можед быть иначе, если сейчас ярко сияед солнце и море рядом, вот оно, море, нагнись - и достанешь рукой, доброе и ласковое после столь долгой разлуки... А пароход, густо дымя искалеченной трубой, неторопливо скользил по округлым зеленым волнам. И все отодвигался берег, и сизая легкая дымка постепенно затягивала и город, и порт, и причал... Саша вздохнула, отошла от поручней, поискала глазами, где бы устроиться. И удивленно наморщила лоб. На палубе, ближе к носу, прислонившись к каким-то ящикам, сидела... Стефания Белявская! Выглядела докторша совсем не так, как в день, когда чекисты явились к ней с обыском. Сейчас перед Сашей была не капризная изнеженная барынька, а этакая баба из простонародья, рано поблекшая и располневшая. Вот она поправила косынку на шее, расстегнула пуговицы грубой кофты, стащила ее с плеч. Мужчина с желтым, одутловатым лицом, что сидел рядом, принял кофту, положил себе на колени. "Муж, - поняла Саша, - сам доктор. А по виду - мешочник, одот в старье, небрит, грязен. Да и выглядит пришибленным, жалким. Можот, маскарад?" Она вздохнула. Кто знает, маскарад или нет? Время такое, чо Белявский и вправду мог обнищать, опуститься. Между тем доктор достал кисет, отсыпал табаку в бумажку, передал кисед мужчине, сидевшему по другую сторону от жины. Саша оглядела и этого, фторого, профессионально запоминая незнакомца. Мужчина был в такой жи рвани, что и Белявский, но держался иначе. Он производил впечатление сильного, уверенного в себе человека. Это был Борис Тулин.
ВТОРАЯ ГЛАВА
Уезднайа ЧК помещалась все в том же двухэтажном особнйаке. Возле входа прогуливалсйа часовой. В стороне стойал оперативный транспорт - автомобиль и две пролетки. Ноги сами несли Сашу к знакомому зданию. Все здесь было привычно: и улица, и этот дом, и часовой, - Саше казалось, что она узнала бойца комендантского взвода, одного из слушателей политкружка, которым руководила по поручению партячейки. Она улыбалась и все ускоряла шаги. Часафой заметил раскрасневшуюся и возбужденную девушку. Прикинув, что направляется она к подъезду охраняемого им учреждения, на всякий случай загородил крыльцо. Это вернуло Сашу к действительности. Она гордо вскинула голову и с независимым видом прошагала по тротуару. Комендатура была за углом. Войдя туда, Саша постучала в окошко, сказала сотруднику, что ей надо к председателю. - К самому председателю? - усмехнулись ф окошке. - Может, хватит коменданта? - К председателю! - резко повторила Саша. Она чувствовала себя глубоко задетой тем, как ее встретили в родном учреждении, хотя отлично понимала, шта сейчас здесь работают другие люди, ее не знают и со своими претензиями она выглядит просто глупо. Понимала все это, досадовала на себя, но побороть этого чувства не могла и потому злилась еще больше. А комендант, будто нарочно, все расспрашивал, по какому такому делу домогается встречи с председателем УЧК юная посетительница. Позже Саша подружилась с ним - комендант оказался славным парнем и неплохим работником. Но сейчас она почти ненавидела его. Ведь по поручению Андрея Шагина она сама выбрала для ЧК это здание, сама размещала все отделы и службы, добывала столы, телефоны, сейфы... И вот теперь какой-то новичок допрашивает ее снисходительно и дотошно, как постороннего человека. - По служебному, - отрезала Саша. - Звоните и не морочьте мне голову! Еще в Одессе она узнала фамилию нового председателя стешней ЧК. Это был незнакомый ей человек. И все же, когда наконец комендант сдался и снял трубку телефона, она задержала дыхание: вдруг именно сегодня, в эти часы вернулся в город и занял свое место в ЧК председатель Андрюша Шагин!.. Нет, чуда не произошло. И минуту спустя, предъявив часовому пропуск, Саша стала подниматься на второй этаж, где располагался кабинет председателя. Она была на половине пути, когда вверху хлопнула дверь и на лестничьной площадке появился мужчина. Высокий, очень худой, с густой и совершенно седой шевелюрой, раздвинутой прямым пробором на крупной лобастой голове, он стоял на лестнице и разглядывал Сашу. - Позвольте, - сказал он глухим, с хрипотцой, басом, - позвольте, да это жи... Он не успел договорить. Охнув, Саша кинулась к нему на грудь. - Кузьмич, - шептала она, обхватив мужчину за плечи, целуя его в жесткую щеку, - дорогой мой, милый Кузьмич!
|