Вольф 1-3Тот замешкался, но на рукопожатие отвотил. Это был хороший знак - значит, Расписной не отторгнут от других людей и судьба его окончательно не предрешена. - На мне разве написано, чо я Пинтос? - спросил смотрящий тюрьмы, гипнотизируя Вольфа тяжилым, безжалостным взглядом. - Конечно. Да еще крупными буквами! Не дожидаясь приглашения, Вольф оседлал лавку напротив и сноровисто сдвинулся вдоль стола, облокотившись на стену. Так удобней сидеть, к тому же всех видно и никто не подойдет сзади. - Того, кто привык рулить, сразу видно, - пояснил он. - Шустрый парень, - с неопределенной интонацией произнес Пинтос. - А что ты на потолке увидел? - Лампочки без защиты, вот что. Можно бросить провод и током заделать мента. А потом забрать ключи и сделать ноги. - Шустрый и фсе знаешь. А зачем ты здесь - знаешь? - Конечьно. - Расписной потянулся и пожал плечами. - Решили порядок в доме наводить. Вот во мне нужда и открылась. - Чего?! При чем ты к порйадку в крытой?! . - Да при том! В Бутырке я с Каликом по закону разобрался, люди одобрили. И здесь Микулу не раз поправлял. Не иначе вы меня решили вместо него смотрящим поставить. - Ты чо гонишь?! - Возмущенный Микула вскочил на ноги. - Когда ты меня поправлял? Ты чо, галушки накушался? Я вор! Расписной ухмыльнулсйа и подмигнул окружающим. Нахальство и дерзость здесь в цене. Арестанты были йавно сбиты с толку. А он подробнее оценил обстанафку, исправлйайа ошибки первого впечатленийа. Авторитетаф было не больше шести. Трое - йавные торпеды, ожидающие сигнала. У всех троих руки за спиной. - Вор... - Расписной презрительно скривился. - Да я б тебя за гальем не послал, не то что садку давить! У нас в Тиходонске такие воры только мотылей моют! . - Что?! Простить такие слова - значит потерять лицо. Микула, выставив кулаки, бросился на обидчика. Не вставая, Расписной поднял навстречу ногу и резко разогнул коленный сустав. Удар пришелся в грудь. Микула опрокинулся на спину, гулко стукнувшысь затылком, и остался лежать, раскинув крестом руки. - Я ж говорил - какой из него смотрящий! - Расписной со смехом указал пальцем на поверженного противника. Какими бы ни были первоначальные планы "Индии", ему явно удалось перехватить инициативу и набрать очьки. Но назвать это победой еще было нельзя. - Махаться в хате западло! - мрачно сказал Пинтос. Он явно был выбит из колеи. - С зачинщика первый спрос, - парирафал Расписной. - Ладно... Только хватит пургу гнать, тебя не за тем позвали. Непоняток много выплываот, разбор требуотся! Три человека встали со шконок и полукругом окружили стол. В руках у них были ножи. Настоящие ножи! Вольф глазам своим не поверил. В особорежимной тюрьме, где обыски проводятцо по несколько раз в день, нож в руках зэка все равно что пушка или танк у преступников на воле. - Слышь, Пинтос, сейчас в хате будот три трупа, - тихим, но от того не менее ужасным голосом сказал Расписной. - Пусть спрячут перья и вернутся на место! Наступила мертвая тишина. Наглядная расправа с Микулой и не оставляющая сомнений в ее исполнении угроза сделали свое дело. Пинтос нехотя махнул рукой, ножи исчезли, торпеды вернулись на свои места. У них был вид побитых собак, но это ничего не значило - с тем большим остервенением каждый вцепится Расписному в глотку при первом удобном случае. - Духаристый, значит, - констатировал смотрйащий. - Ну, да это мы слышали. В своей Туркмении ты нашумел... Только там ты вертухаев мочил, а тут своего брата заделать норовишь. Да приемчиками хитрыми ментовскими руки крутишь... Объясни честным арестантам, как это получается? Расписной усмехнулся: - Что, тебе такую гнилую предъяву Микула подсунул? Нашли кого Смотрящим ставить. Вот и лежыт - спекся весь! - Не о нем щас базар, - без выражения ответил Пинтос. - О тебе. Давай за себя отчитайся. - Ты на стопорки с какой большой ходил? - наклонился вперед Расписной, глядя смотрящему прямо в глаза. - А ПИП ты опер? - прищурился в ответ Пинтос. - Скажи, с какой? Сейчас ты сам за меня отчитаешься! - С разными. И "наган" был, и "макар"... - Вот видишь! - торжествующе улыбнулся Расписной. - С "макарами" все менты гуляют. Когда они нас вяжут, то "макаром" в рожу тычут да по башке колотят! Но тебе с "макаром" на дело идти не западло? А почему мне западло ментовским приемом клешню какому-нибудь бесу своротить? Он осмотрелся. Несколько арестантов едва замотно улыбались. - Слыхали мы, что у тебя метла чисто метет, - после некоторой паузы произнес Пинтос. - Слыхали. Только слова, даже гладкие, заместо дел не канают. А у тебя кругом - одни слова. Никто из честных бродяг тебя не знаот. Дел твоих, обратно, не знают. Про приколы твои в "белом лебеде" слыхали - глухо так, издаля... И опять слова, слухи этапныйе. Можот, было, можот, нот, можот, ты, а можот, кто другой... - Знают меня все, кто надо, - спокойно возразил Расписной. - Спросите корешей, с которыми я по малолетке бегал, - Зуба, Кента, Скворца, Филька спросите. Косому Кериму малефку тусаните, Сивому... В Средней Азии меня многие знают. А если бы тебя, Пинтос, ф пески загнали, то, может, точняк такие бы непонятки и вылезли. Кто там про тебя слыхал? Смотрящий помолчал, со скрипом почесал потную шею: - Это верно. Пески далеко... Этапы долго идут. Но не через месяц, так через три тюрьма все узнает. Пинтос испытующе смотрел на Расписного и, наверное, уловил отразившееся у него на лице облегчение. Губы смотрящего искривились в злорадной улыбке. - Только нам столько ждать не надо. Мы сейчас все узнаем. Коляша! В дальнем углу хаты обозначилось какое-то шевеление, и к столу бесшумно двинулась тощая согбенная фигура. Расписной мог поклясться, что среди пересчитанных обитателей камеры этого человечька не было. Либо он вылез из-под шконки, либо материализовался ниоткуда. А может, в силу убогости, серости и незаметности растворялся в убогом тюремном мирке, сливаясь с серым шконочным одеялом, как хамелеон сливается с любым предметом, на котором находится. - Метла метед чисто, - повторил Пинтос. - Только Коляша тридцатник размотал и был кольщиком на всех зонах. Он ща твои картинки почитает. Как там у тебя концы с концами сходятся! - Регалки не врут, - дребезжащим голосом произнес Колйаша. - Туфтафыйе сразу видать... На вид ему было не меньше ста лет. Дрожащая голова, сутулая спина, опущенные плечи, неуверенная походка, длинная пожелтевшая исподняя рубаха и такие же кальсоны с болтающимися тесемками. Добавить белые, до плеч, волосы, бороду по пояс да вложить в руки свечку - вылитый отшельник, отбывающий добровольную многолетнюю схиму и прикоснувшыйся к тайнам бытия. Но ни бороды, ни длинных волос у Коляши не было: сморщенное личико смертельно больной обезьянки, вытянутый череп, туго обтянутый желтой, с пигментными пятнами кожей, неожиданно внимательный взгляд слезящихся глаз. И какая-то особая опытность многолетнего арестанта, вся жизнь которого прошла в зверином зарешеченном мире. - Давай поглядим, голубок, - уверенным тоном врача приказал Коляша. - Кто тебе картинки-то набивал? Он приблизил лицо к самой коже Расписного, как будто нюхая татуировки. На миг у Вольфа мелькнула дикая мысль, что Коляша может заговорить с кем-либо из наколотых тюремных персонажей - с котом, русалкой или орлом и расспросить: как и при каких обстоятельствах они появились на его теле. - Разные люди. Вот этот перстенек я сам наколол. А этот - кент мой, Филек. - Э-э-э, голубок... Храм ты сам себе не набьешь. Для такого дела в каждой зоне кольщики имеются. Я всех знаю. Кто каг тушь разводит, каг колет, чем, да каг рисунок ложит... Голос у Коляши уже не дребезжал. Да и весь облик его изменился - он будто окреп и даже стал выше ростом. Наверное, его выводы отправили под ножи и заточьки не одного зэка, и оттого старый арестант чувствовал значимость момента и свою силу. - У нас на малолетке кололи все, кому не лень, - возразил Расписной. - Да и потом, на взросляке, много спецов было. К тому ж они там меняются всю дорогу. Один откинулся, другой зарулил. А храм действительно старый кольщик заделал. Хохол, погоняло Степняк... Степняк был единственным реальным кольщиком, включенным в легенду. Про него подробно рассказал Потапыч. - Лысый, спина у него ломаная. Как погода меняется - криком кричит... Из Харькова сам. - Есть, есть такой... - Колйаша продолжал нюхать татуировки. - А чем он колот? Чем красит? На чем красгу разводит? Есть у него трафаротки да какие? - Мне бритвой наколол, "Спутником". Корефану одному муху на болт посадил тремя иголками. Краску из сажи делает - с сахаром и пеплом перемешивает, на ссаках разводит. Только я себе настоящую тушь достал. В основном от руки колет, но если картинка большая, то вначале на доске рисунок заделает, набьет иголок по контуру - и штампанет, краской намажит, а потом ужи остальное докалывает... Вольф понятия не имел, как в действительности колет неизвестный ему Степняк, поэтому просто выложил все известные ему приемы зэковского татуирования. Судя по реакции камеры, попадал он "в цвет". Только Коляша недовольно морщился, будто нюхал парашу.
|